понедельник, 25 июля 2011 г.

О евреях, дубах и православных монахинях


На фестивале "Кинотеатр.doc" будет особая программа пермского фестиваля "Флаэртиана" — кино про настоящих героев обычной жизни. Встречайте последних евреев Кабула, восьмидесятилетнего основателя православного монастыря в Дании, человека, который жил в дубе и многих других.



Один датчанин купил в пятидесятых годах замок и спустя полвека написал в Московскую патриархию письмо, чтобы в его замке открыли православный монастырь, первый в Дании. Патриархия мгновенно согласилась и прислала ему делегацию монахинь во главе с матушкой Амвросией — деловитой умницей лет 35, на удивление прилично говорящей по-английски.





Дальше началась история любви и ремонта, которая и легла в основу фильма "Монастырь". Господину Вигу больше восьмидесяти, они никогда не был женат, в юности провел довольно много времени в бенедиктинском монастыре, исповедует православие и буддизм. Он всегда мечтал стать основателем монастыря, пусть и мирским. Матушка Амвросия, кажется, не мечтает: она эффективный менеджер, решающий поставленную задачу. Замок за 50 лет ни разу не ремонтировался, надо купить новый котел отопления, надо поменять крышу — черепица для старых стен слишком тяжела, нужна сталь. Господин Виг ворчит — из-за одной протечки менять всю крышу. Патриархия готова финансировать реставрацию, но только если господин Виг официально завещает ей замок в полную собственность. Господин Виг колеблется. Как-то он по-другому себе это представлял — благость, спасение души, молитвы с пяти до восьми утра — а тут собственность.



Оператора как героя в этом фильме почти нет. Время от времени Пернилле Роуз Гронкъер задает господину Вигу вопросы, даже ведет философские беседы ("я думаю, что секс — это когда ты хочешь детей; а если ты не хочешь детей, то надо воздерживаться"), но она не помогает ему чинить котел и колоть дрова, не ест с ним и совсем почти не общается с матушкой. Впрочем, она записывает обращение-молитву матушки Амвросии после смерти Вига, ее голос звучит на фоне летящих в небо снежинок — можно позволить себе немножко сентиментальности.



В Кабуле в это время осталось всего двое евреев. Один — Забулон, подпольно торгует самодельным вином, другой — Исаак, каббалистический колдун, он продает мусульманам бумажки-амулеты от сглаза и на удачную беременность. Они ненавидят его и боятся, потому что он еврей, но едут к нему аж из Пакистана и Индии — колдовство работает. Они оба живут в заброшенной синагоге (хотя какая ж она заброшенная, если там есть два еврея), и люто, бешено ненавидят друг друга.



Оба они называют друг друга талибанскими шпионами. Один, правда, может доказать, что другой в девяностых сходил в мечеть и принял ислам из страха перед талибами — а другой считает, что талибы евреев не притесняли. Мулла на этого "выкреста", кстати, очень обижен — как только талибы сбежали, он сразу перестал быть мусульманином.



Тут, натурально, есть третий герой — Дан Алекс, свободно говорящий на фарси документалист, снимающий фильм "В кабале в Кабуле". Оба еврея ужасно страдают от отсутствия общения. Забулон, самогонщик с дипломом резника, в меньшей степени, поскольку технарь, а гуманитарий и каббалист Исаак — просто невыносимо страдает. Дан, который живет у них неделями, если не месяцами — их единственный друг. Они страшно ревнуют его друг к другу, угощают, подкармливают, подпаивают, знакомят со своими друзьями и клиентами, на глазах у него проводят свои деловые операции (сцена каббалистического колдовства смешная и удивительно печальная). Он не сторонний наблюдатель и не полноправный участник процесса, он гость — его нужно кормить, развлекать, обучать, по мере возможности, обычаям, гордо показывать друзьям и соседям: смотрите на моего иностранного друга.



Кадр из фильма

Кадр из фильма "В кабале в Кабуле"



Это два из двенадцати фильмов программы фестиваля документального кино "Флаэртиана", который ежегодно проходит в Перми. Флаэрти — так звали американского кинорежиссера, который открыл одну из основных современных техник, а потом и жанров документального кино: герой проживает жизнь в фильме. Задача режиссера — не отсвечивать, заставить героя вести себя максимально естественно, не "позировать".



В остальных двенадцати фильмах программы будут уличные девушки Каира, лотерейщики Неаполя, пианист из Ирака, доктор и кандидат в парламент Ирака, крестьяне из Курдистана, аптекарь из Вены, активист Джон Кигли, который прожил 71 день в дубе в знак протеста против строительства автострады через историческую рощу, старуха сербка, актеры на кастинге и пастушка из Пьемонта. Они будут жить, злиться, делать свою ежедневную работу, молиться, немножко плутовать ради хлеба насущного — или ради недвижимости стоимостью семь миллионов евро, а потом умрут. Некоторые, включая еврея Исаака, православного Вига и старуху сербку — по ходу действия фильма.



Флаэртианские режиссеры работают сначала со сценарием, а потом с ножницами, разумеется они манипулируют своими героями, а иногда и напрямую вмешиваются в отношения героев друг с другом и с окружающим миром. Истории выбираются нарочито простые. Если бы фильм "Монастырь" был игровым, Виг точно получил бы "Оскара", да и матушка Амвросия тоже — за достоверность. Такого настоящего, наивного, жалкого и хитрого восточного старика, как Исаак в кино просто не было ни разу.



Просто эта штука работает как бомба, лучше любого "Вавилона" Иньярриту или "Острова" Лунгина.


Источник

0 комментариев:

Отправить комментарий

Twitter Facebook Favorites